26

Хиро просыпается оттого, что изжарился на солнце. Середина дня, и над головой кружат птицы, решая, жив он или мертв. Хиро слезает с крыши и, презрев осторожность, выпивает три стакана лос-анджелесской воды из-под крана. Потом, вынув из холодильника Да5ида кусок бекона, швыряет его в микроволновку. Большая часть ребят «Генерала Джима» уже отчалили, и на дороге осталась лишь символическая охрана. Заперев все двери, выходящие на склон холма – ведь он все еще боится Ворона, – Хиро садится к столу и, надев гоглы, входит в Метавселенную.

В «Черном Солнце» полно азиатов, включая типов с киностудий Бомбея. Свирепо глядя друг на друга, они оглаживают черные усы, пытаясь сообразить, какая именно разновидность перенасыщенных насилием фильмов пойдет в следующем году в Персеполисе. Там сейчас ночь. Хиро – один из немногих американцев в заведении.

Вдоль черной стены бара тянется ряд закрытых помещений – от крохотных кабинетиков до конференц-залов, где может встретиться на совещании пара десятков аватар. В одном из помещеньиц поменьше Хиро поджидает Хуанита. Ее аватара выглядит в точности как сама Хуанита. Это откровенное отображение без малейших попыток скрыть проступающие морщинки в уголках больших черных глаз. Блестящие черные волосы разрешены так хорошо, что Хиро видно, как отдельные пряди крохотными радугами преломляют свет.

– Я в доме Да5ида, – говорит Хиро. – А ты где?

– В самолете… поэтому связь может пропасть, – отвечает Хуанита.

– И куда летишь?

– В Орегон.

– В Портленд?

– В Асторию.

– Что тебе, скажи на милость, сейчас понадобилось в Астории, штат Орегон?

Хуанита делает глубокий вдох, потом судорожно выдыхает.

– Если я скажу тебе, мы поссоримся.

– Что нового о Да5иде? – спрашивает Хиро.

– Все по-прежнему.

– Диагноз есть?

Хуанита устало вздыхает.

– Диагноза не будет, – говорит она. – Проблема не в железе, проблема в софте.

– Что-что?

– Обычные варианты они уже проверили. Томографию, сканирование на эмиссию позитронов, сканирование на электромагнитные шумы, ЭЭГ. Все в норме. С его мозгом, с железом, все в порядке.

– В нем просто работает неверная программа?

– Его софт заражен. Да5ид вчера попал под лавину, его мозг рухнул.

– Ты хочешь сказать, эта проблема психического характера?

– Это выходит за привычные категории, – говорит Хуанита, – потому что это совершенно новый феномен. Или, если уж на то пошло, очень древний.

– Это происходит спонтанно или как-то иначе?

– Тебе лучше знать, – отзывается Хуанита. – Ты же там был вчера вечером. После моего ухода что-нибудь случилось?

– У него была гиперкарточка «Лавины», Ворон мне пытался толкнуть такую у входа в «Черное Солнце».

– Дерьмо. Вот сволочь!

– Кто сволочь? Да5ид или Ворон?

– Да5ид. Я пыталась его предостеречь.

– Он тебя послушался. – Хиро начинает объяснять, как потом явилась Брэнди с магическим свитком. – А потом у него возникли проблемы с компьютером и его выбросили из клуба.

– Об этом я слышала, – отвечает Хуанита. – Потому и вызвала «скорую помощь».

– Не вижу связи между тем, что у Да5ида из-за «Лавины» рухнул компьютер, и тем, что ты вызвала «скорую».

– На свитке Брэнди была не просто беспорядочная статика. С него проецировался большой объем цифровой информации в двоичном коде. Эта двоичная информация поступила прямо в зрительный нерв Да5ида, который, как ты знаешь, является составной частью головного мозга. Иными словами, если смотришь кому-то в зрачок, можешь увидеть терминал мозга.

– Да5ид не компьютер. Он не умеет считывать двоичный код.

– Он хакер. С бинарным кодом он возится ради заработка. Эта способность накрепко впечатана в глубинные структуры его мозга. Поэтому он восприимчив к информации в такой форме. И ты тоже, дружок.

– О какой информации мы сейчас говорим?

– Дурные новости. Метавирус, – отвечает Хуанита. – Это атомная бомба информационной войны, вирус, заставляющий любую систему заражать себя все новыми и новыми вирусами.

– В нем причина болезни Да5ида?

– Да.

– Почему я не заболел?

– Ты находился слишком далеко. Разрешение для тебя было слишком мало. Растр должен быть прямо у тебя под носом.

– Я это обмозгую, – говорит Хиро. – Но у меня есть еще вопрос. В Реальности Ворон распространяет еще один наркотик, который, среди прочего, называется «Сноукрэш» и «Лавина». Что это такое?

– Это не наркотик, – говорит Хуанита. – Они выдают это за наркотик, чтобы привлечь людей. К нему подмешивают немного кокаина или еще чего-то подобного.

– Если это не наркотик, то что?

– Химически обработанная сыворотка крови, взятой у людей, уже зараженных метавирусом, – отвечает Хуанита. – Иными словами, еще один способ распространения инфекции.

– Кто ее распространяет?

– Личная церковь Л. Боба Райфа. Все ее прихожане заражены.

Хиро закрывает руками лицо. Он не столько обдумывает сказанное Хуанитой, сколько дает ее словам рикошетом отлетать от стенок черепушки и ждет, когда все уляжется.

– Подожди-ка, Хуанита. Ты уж реши. Эта «Лавина», она что: наркотик, вирус или религия?

Хуанита пожимает плечами.

– А что, есть разница?

Хуанита говорит загадками, что еще больше сбивает Хиро с толку.

– Как ты можешь такое говорить? Ты ведь сама верующая.

– Не стоит сваливать все религии в одну кучу.

– Извини.

– У всех людей есть своя вера. У нас в мозгах как будто встроены рецепторы веры или еще что-то такое, поэтому все мы неизбежно цепляемся за то, что заполняет для нас эту нишу. Так вот, раньше религии были, по сути, вирусными: информация воспроизводилась в человеческом разуме и переходила с одного человека на другого. Так было раньше и, к несчастью, к этому мы, похоже, сейчас идем снова. Но было предпринято несколько попыток избавить нас от пут примитивной, иррациональной религии. Первую такую попытку предпринял некто по имени Энки приблизительно четыре тысячи лет назад. Вторую – иудейские ученые в восьмом веке до нашей эры, изгнанные с родины вторжением Саргона II. Однако со временем их труды вылились в пустую приверженность букве закона. Третью попытку предпринял Иисус; на сей раз на пятидесятый день после его смерти его религией завладели вирусные влияния. Вирус был подавлен католической церковью, но мы сейчас оказались в самом очаге эпидемии, которая разразилась в тысяча девятьсот шестом году в Канзасе и с тех пор все набирает силу.